Название: Белый
Автор: ZionAngel
Переводчик: Qwert-chan
Фандом: Iron Man
Рейтинг: PG-13
Длина: 954 слов (в оригинале) / 856 слов (в переводе)
Содержание: "Он был холоден, он был расчётлив. Он никогда не говорил, что любит меня."
Предупреждение: Один на-самом-деле-не-очень-спойлерный диалог из Железного Человека 2. А ещё это всё чертовски депрессивно.
Примечание автора: Дурацкие сюжетные зайцы. Ты хочешь выспаться, чтобы с утра сходить на распродажу в хозяйственный магазин, а они закрадываются в твой мозг. Ух.
Примечание переводчика: Эти самые авторские сюжетные зайцы не дают спать и переводчику-любителю где-то в далёкой заснеженной России. Как обычно, я отказываюсь ото всего, кроме своего не очень хорошего английского и словаря.
За беттинг в очередной раз огромное спасибо Anido.
И общее примечание от нас – мы обе рыдали, работая над этим фанфиком, да.
Ссылка на оригинал: White
=================================
Белый
- Что ты помнишь о своём отце?
- Он был холоден, он был расчётлив. Он никогда не говорил, что любит меня, он никогда не говорил, что я ему хотя бы симпатичен.
Он очнулся от равномерного, настойчивого пикающего звука. Спокойный мужской голос произносил его имя размеренно, медленно и ритмично. Сначала он был уверен, что это голос его отца. Но когда он открыл глаза и его разум прояснился, он огляделся и придал значение звукам, окружающим его. Наконец, он заметил незнакомца, стоящего перед ним.
- Тони? Тони, - сказал тот опять. - Тони, меня зовут доктор Харпер. Ты в больнице.
Белые стены. Резкий свет ламп дневного света, висевших под потолком, пробивался сквозь белые прямоугольники плафонов. Белые простыни. Белые медицинские аппараты. Врач одет в белое.
- Ты попал в автокатастрофу. Ты помнишь?
Он попытался заговорить, но вздох, вырвавшийся из его рта, был холодным, безжизненным, белым. Он покачал головой.
Врач нахмурился.
- Ты не помнишь абсолютно ничего, из того, что случилось?
Тони ответил непонимающим взглядом.
- Тони, что было последним, что ты запомнил?
Его память в этот вечер была как чистый лист. Чистой и белой, как больничная палата, где он провёл четыре дня. Когда он покидал белую комнату, он решил, что это к лучшему - он не хотел нести груз памяти о смерти своих родителей до конца жизни.
Тони, как обычно, сидел на заднем сидении Роллс Ройса своего отца, позади своей мамы, сидящей на пассажирском сидении. Его отец вёл, лавируя между машин по Манхэттенским дорогам. Солнце ослепительно светило в ветровое стекло, пока не скрылось за двумя небоскрёбами. Тони и его мама разговаривали между собой, решая, какие Рождественские песни она сыграет на завтрашней вечеринке.
- Говард, что бы ты хотел услышать? – спросила его мама с ноткой смеха в голосе.
- Я не знаю, дорогая.
Дорогая. Всегда дорогая, и никак больше. Кличка, как для домашнего питомца, всегда резала Тони слух.
- Ты эксперт, тебе выбирать.
- Ну, ты же тоже там будешь.
Всегда этот весёлый, нежный тон. Он всегда звучит так неподходяще.
- Ты должен выбрать хотя бы две песни, которые тебе нравятся. Ну, давай, скажи мне, я их все зн-…
Последний ослепительный луч заходящего солнца, вновь выглянувшего из-за небоскрёба, отразился от капота машины лишь на мгновение, но именно это мгновение было самым неудачным и пугающим. Он предостерегающе крикнул отцу, но конец фразы утонул в оглушающем и пронзительном скрежете металла.
Столкновение двух машин, тут же сцепившихся друг с другом, звон разбившегося вдребезги стекла, мучительная боль, когда осколки впились ему в лоб.
Он не слышал, не видел, не знал ничего кроме темноты, которой не было конца.
Устойчивый высокий звон в ушах вернул его обратно, утопил его в боли.
- Тони… Тони…
Он попробовал двинуться, попробовал лежать неподвижно, но единственным, что он чувствовал, были разные виды ужасной боли. В голове пульсировало, это было просто невыносимой мукой. Он никогда в жизни не испытывал ничего подобного.
- ТОНИ!
Крик вонзился в его голову, как пуля. Он широко открыл глаза и попытался сориентироваться. Машина лежала на боку. Он мог видеть только чёрные волосы своей мамы на её сидении.
Его голова лежала на слое осколков разбитого стекла, смешанных с землёй и кровью. Его отец висел над ним, как нелепая тряпичная кукла, перехваченный ремнём безопасности. Кровь текла с его лица на шею и руку, перекинутую через сидение его мамы. Но его глаза были открыты, и он смотрел на Тони.
- Тони... Не шевелись, ладно? Ты должен быть в сознании, ты слышишь меня?
- Папа… - просипел он. Горло перехватило, как будто он вот-вот заплачет. Он не понимал, почему. - Я…
- Всё будет хорошо, Тони, всё будет хорошо, - он смотрел на Тони, сохраняя взгляд твёрдым и убедительным. Но Тони мог видеть его страх. - Просто… - он закатил глаза и зажмурился на несколько мгновений.
- Пап… Мы разбились и… и…
- Я знаю, Тони, я знаю, - он снова открыл глаза. Он тяжело дышал, как будто никак не мог перевести дыхание. - С тобой всё будет хорошо, только не засыпай, чтобы не произошло…
- Пап, у тебя кровь, - капля крови сорвалась с головы его отца и упала рядом с Тони, за ней последовало ещё несколько маленьких капель. Они стали падать быстрее, чем ещё секунду назад. Казалось, что он заметил это только тогда, когда Тони сказал.
Его отец посмотрел на кровавую дорожку, которую оставили капли. И тогда на его лице отразилась ужасная грусть.
- Тони… Я... Есть столько вещей, которые я хотел бы сделать, если мог… Вещей, которые я сделал бы по-другому. Прости меня, - его голос становился слабее с каждым словом. - Я люблю тебя, Тони. Я люблю тебя.
А Тони просто смотрел. Смотрел, как глаза его отца стекленели, его дыхание становилось поверхностным, прерывистым и слабым. Он знал, что это может произойти в любую секунду. Он знал это так же точно, как и то, что небо голубое.
- …Я тоже тебя люблю…
Его отец скривил губы и собрал силы, чтобы выдавить из себя последнюю улыбку. Нежную, любящую улыбку.
Пульсация в черепе усиливалась. Он пытался держать глаза открытыми, но был вынужден зажмуриться, чтобы хотя бы немного приглушить боль. Он был в сознании, здесь и сейчас, но оно ускользало, а пальцы становились всё слабее и слабее с каждой секундой.
Наконец, оно ускользнуло сквозь его пальцы.
И мир погрузился в белизну.