Название: Предназначенные друг для друга.
Автор: mesoc
Переводчик: Anido
Фандом: X-men
Рейтинг: G
Дисклеймер: I don't own anything (Мне ничего не принадлежит)
Примечание переводчика: я просто не могла пройти мимо моего любимого пейринга)))
И спасибо верной бете Qwert-chan
Ссылка на оригинал: Meant To Be
=================================
Предназначенные друг для друга.
Часть 1.
Правда, в том, что они несчастливы вместе.
На этой стадии отношений, когда они чуть больше чем друзья, но чуть меньше чем любовники, не признанные официально – та стадия преотношений, которую они проходили бессчетное число раз: они флиртуют и подкалывают друг друга, веселятся, и все вокруг улыбаются и говорят, что они предназначены друг для друга.
Но это не так.
Судьба обманывает, идет по неправильному пути, делает шансы в игре очень – очень маленькими, потому что они не предназначены друг для друга.
Скотт и Джин предназначены друг другу.
О, без сомнений, у них много проблем (две из них зовут Росомаха и Эмма Фрост), но их отношения стабильные, прочные, и они счастливее вместе, чем по отдельности. Хорошее всегда перевешивает плохое.
Но у Реми и Роуг все не так
На этой великолепной стадии пре-отношений они близки к счастью так, как только возможно, но несомненный факт в том, что пре-отношения не длятся вечно; и они наполнены ожиданиями настоящих отношений.
Он станет ревнивым, или она станет ревнивой, или напряжение между ними станет настолько удушающим своей официальностью, что они ничего не смогут сделать.
И как только они будут вместе, все забавы, игривость и счастье начнут затухать.
Потому что он флиртует и спит со всеми девушками, и он может быть таким, таким жестоким, и он не будет откровенничать и говорить о будущем, и он играет в игры, каждый день, все время; в игры, которые она не понимает, в которые не может научится играть, и появляется ощущение, что ее все время экзаменуют , а она все время проваливает испытания.
Потому что она вздрагивает от его прикосновений, и не доверяет ему, несмотря на то, что она говорит обратное, не доверяет ему свое тело, не доверяет его осторожности, не доверяет его преданности, и это выводит его из себя, и он оправдывает все ее опасения, только чтобы поранить ее, хотя его это ранит не меньше. Потому что она ревнива и капризна и никогда не слушает, потому что она всегда права.
Потому что, на самом деле они связаны друг с другом, но они оба боятся обязательств, боятся самих себя и друг друга, боятся пораниться.
Они такие похожие и такие разные, и это комбинация не будет работать.
Они не предназначены друг для друга, но они слишком эгоистичны, чтобы отпустить друг друга.
Они не предназначены друг для друга, и их любовь искривленная, горькая, горящая и приносящая боль, но такая сильная, она сильнее всего в мире, сильнее инстинкта самозащиты, более сильная, чем обычные чувства и это накрывает их волной. В конце концов, они уничтожат друг друга. Они оба это знают.
Джин и Скотт могли бы отпустить друг друга. Если ты любишь, отпусти. Ты должен делать все лучшее для своего возлюбленного, даже если это ранит тебя. Несомненная банальность. Но Скотт и Джин отпустили бы друг друга.
Но у них другой тип любви.
Им никогда не будет хорошо вместе. Они – лучшие соперники во всем мире. Их отношения – это медленное самоубийство и еще более медленное убийство.
Они не предназначены друг для друга.
Они не должны принадлежать друг другу, но они принадлежат, и нет выхода из этого круга. Это продолжалось слишком долго, эти ранящие отношения, так что это глубоко вросло в них, что-то связало их вместе навсегда, заманивая в ловушку странных неправильных символических отношений.
Они не могут жить друг с другом, но по отдельности они умрут.
Часть два.
Ранящая ирония.
Он говорит, что не боится прикосновений ее кожи, бросает ей вызов, подкалывает ее, старается подтолкнуть к физическому контакту – и злится, когда она отказывается играть, когда она отворачивается и отказывается рисковать, говорит, что не доверяет ему такие важные вещи, себя. Говорит, что это не любовь, то что она чувствует, не настоящая любовь, если она не может – не будет – доверять ему прикоснуться, если даже она не будет пытаться изменить что-то, если она не хочет его так, как взрослые, как он хочет ее – это детсадовская любовь, или как он говорит, щенячья, то, что она чувствует. Она ведет себя как ребенок, когда рассчитывает это. Он же тот, кого ранят, самоотверженный влюбленный, оставленный без награды – и не важно, что он никогда не использует слово на букву «Л», ведь разве не его действия должны доказать это?
Но он боится. Он должен бояться. Это все игра, блеф. Никто в мире не прятал свои секреты так глубоко как Реми ЛеБо, а ее прикосновение может высосать все секреты без усилий, бесконтрольно. Он нуждается в ней, чтобы бояться. Если бы она не сопротивлялась – если бы она подпустила его ближе, очень близко – если бы она коснулась его.
Она бы узнала. Все, что он так старается скрыть, она бы узнала. Она узнала бы его прошлое, узнала его мысли, узнала правду. Почему он делает то, что делает и говорит то, что говорит или не говорит то, что ей нужно услышать. Он никогда не говорит слово на букву «Л». Может, он и не чувствует этого.
Но, может быть, иногда ей кажется так, что, возможно, в действительности он жаждет ее прикосновения. Возможно, он хочет, что бы она украла все, что он прячет. Возможно, он хочет показать ей все. Потому что тогда он будет знать. Если бы она отвернулась от него, оставила его одного, осудила его, он бы знал, что он проклят и неисправим, он знал бы, что неважно как долго или быстро ты бежишь прочь, как тяжело ты стараешься искупить вину, нет возможности сбежать от своего прошлого и нет возможности исправить что-либо. Но если она не отвернется, если она простит его, если она скажет ему, что все будет хорошо, что с ним все хорошо, он бы, наконец, наконец, смог бы отдохнуть. Он бы знал, что в безопасности, знал бы, что может остановить свой бег, прекратить скрываться, оглядываться назад через плечо в поисках кошмаров прошлых дней. Одним своим прикосновением она могла бы освободить его душу от тяжести его грехов, подарить ему новую жизнь.
Возможно это то, чего он хочет.
И, возможно, ему нравятся эти острые ощущения, волнение от возможности ее прикосновения и возможность избежать этого, когда он подпускает ее близко, так близко для открытия (проклятия?) и все еще есть вероятность остаться не пойманным и не проклятым, сохранить его барьеры, щиты и секреты невредимыми. Ведь ее прикосновение непредсказуемо. Никто не знает, поглотит ли она память и как много. Этот риск делает его легкомысленным, волнующимся.
Но она хочет быть его девушкой, его возлюбленной. Но не его богом, или кем-то еще на этой площадке для воров и мазохистов.
Она хочет, чтобы он перестал флиртовать со всеми. Она хочет чтобы, он перестал спать со всеми девушками. Она хочет, чтобы он делал комплименты ей, хотя бы изредка, а не каждой женщине мира. Потому что он никогда не делал их, хотя она не то чтобы отвратительна или неприятна, непривлекательна? Он настоящий змей-искуситель, такой дамский угодник, но она может на пальцах одной руки посчитать, сколько раз он говорил ей «красивая». Это заставляет ее думать, что на самом деле его не влечет к ней, несмотря на все его влечение к сексу или чему-нибудь сексуальному. Возможно, ее мутация –это ее единственное обаяние.
Это ранящая ирония, не правда ли?